Когда меня позвали к ленчу, я почувствовала облегчение. Спокойствие и полное бесстрастие Фритса в соединении с глуповатым лицом Роберта действовали успокаивающе, а ровно в половине третьего, минута в минуту, подъехала машина Беатрисы, и она вышла, чтобы поприветствовать меня.
— Вы плохо выглядите. Исхудавшее лицо, ужасно бледное. Что случилось?
— Да ничего не случилось. Я никогда не была особенно румяной.
— Да, но когда я видела вас в прошлый раз, вы были совсем другой.
— Вероятно, тогда еще сохранялись следы итальянского загара.
— О, у вас тот же характер, что и у Максима, который не выносит, когда обсуждают его здоровье. Быть может, вы собираетесь подарить нам инфанта?
— Не думаю.
— У вас не бывает тошноты и недомогания по утрам?
— О нет!
— Ну, конечно, это не всегда протекает так. Когда я носила Роджера, то все девять месяцев была весела и здорова, а накануне родов еще играла в гольф. Если у вас есть какие-нибудь подозрения, вы бы правильно поступили, поделившись со мной.
— Мне, право, нечего сказать вам, Беатриса.
— Должна сознаться, что буду очень рада, если вы подарите Максиму сына и наследника. Максим был бы счастлив. Надеюсь, вы не принимаете никаких мер предосторожности?
О не обижайтесь на меня. Конечно, для женщины, любящей охоту и спорт, провести свой первый сезон на режиме беременной было бы ужасно, это могло бы расстроить самый счастливый брак. Но вы ведь увлекаетесь рисованием, а оно вам никак не помешает. Кстати, много ли вы рисуете?
— Очень мало.
— И в самом деле, нельзя же сидеть на месте, когда стоит такая чудесная погода. Понравились ли вам книги, которые я прислала?
— Да, очень, это был прекрасный подарок!
— Рада, что сумела вам угодить.
Мы сели в машину, и Беатриса повела ее с бешеной скоростью: люди, которых мы обгоняли, ругались и грозили нам кулаками, а один пешеход остановился, чтобы погрозить нам палкой.
Наконец, мы свернули на узкую проселочную дорогу, и Беатриса вновь заговорила:
— У вас кто-нибудь гостил в Мандерли?
— Нет, никаких гостей, очень спокойно.
— Оно и лучше, ужасно много хлопот бывает с этими приемами. Когда вы побываете у нас, то увидите, что у нас все гораздо проще: тесный маленький кружок, где все прекрасно знают друг друга. Мы поочередно обедаем друг у друга, а после играем в бридж. А вы играете в бридж?
— Играю, но плохо.
— О, это совсем неважно. Лишь бы играли хоть как-нибудь. Просто не знаешь, что делать с неиграющими людьми а перерыве между чаем и обедом и после обеда. Нельзя же все время разговаривать!
Сейчас, когда Роджер стал уже взрослым, он часто привозит своих друзей, и мы от души веселимся. Жаль, что вас не было с нами на прошлое Рождество: было очень весело, мы ставили разные шарады. Жиль обожает всякие переодевания и был в своей стихии.
Мы считаем, что ему следовало стать актером. А после одного-двух бокалов шампанского он делается таким веселым, что ему нет удержу. На этот раз он и его старый друг Дикки Марш оделись в длинные платья и спели дуэт. Какое это имело отношение к задуманному в шараде слову, так никто и не понял, но все безумно смеялись.
Я с ужасом подумала о том, что, быть может, следующее Рождество мне придется провести в этом «веселом» обществе, и затем успокоилась, решив, что непременно заболею инфлуэнцей.
— Мы, конечно, ни на что не претендуем, — продолжала Беатриса, — а вот у вас, в Мандерли, несколько лет тому назад была настоящая театральная постановка и приезжали даже гости из Лондона. Но, конечно, организация такого спектакля — очень хлопотное дело… Как себя чувствует Максим?
— Спасибо, хорошо.
— Весел и счастлив?
— По-видимому, да.
Мы проезжали по узкой деревенской улице, и ей пришлось замолчать. А я думала о том, поговорить ли с ней по поводу миссис Дэнверс и этого Фэвелла. Но не хотелось, чтобы она поднимала из-за этого шум и рассказала Максиму.
— Беатриса, — в конце концов решилась я, — знаете ли вы человека по имени Фэвелл?
— Джек Фэвелл? Да, знаю. Ужасный шалопай. Я видела его однажды несколько лет тому назад.
— Он приезжал вчера в Мандерли повидаться с миссис Дэнверс.
— Да, возможно…
— Но почему?
— Он двоюродный брат Ребекки.
— Никогда бы не подумала, что у нее может быть такой брат. Мне он совсем не понравился.
— Вас можно понять.
Я решила о дальнейшем умолчать и не сказала, что Фэвелл просил скрыть его визит от Максима.
Мы подъехали к воротам и направились к большому кирпичному дому поздневикторианского стиля. Здание было огромное, а жила в нем одна слепая старушка.
Нам открыла дверь горничная.
— С добрым утром, Нора, — сказала Беатриса, — как у вас тут дела?
— Благодарю вас, все хорошо, мадам.
— Как себя чувствует старая леди?
— Как вам сказать, мадам, по-разному: иногда хорошо, а иногда неважно. Но она, безусловно, будет вам рада.
— Это жена мистера де Винтера, миссис де Винтер.
— Добрый день, мадам. Как вы поживаете?
Мы прошли через узкий холл и гостиную и вышли на террасу. На ступеньках везде стояли каменные вазы, заполненные цветущей геранью. В низком кресле в углу, завернутая в шали и обложенная подушками, сидела бабушка Беатрисы.
Она была очень похожа на Максима, вернее, у Максима, когда он будет очень стар и слеп, будет точно такое же лицо.
Сиделка, занимавшее место рядом со старушкой, встала, положила закладку в книгу, которую она читала вслух, и улыбнулась Беатрисе.
— Как вы поживаете, миссис Леси? — спросила она.
Беатриса пожала ей руку и представила меня.