Ребекка - Страница 8


К оглавлению

8

— Я не выбрасываю вас из машины потому, что вам не тридцать шесть лет и вы одеты не в черный шелк.

Его лицо не выражало ничего, и было непонятно, смеялся ли он про себя или нет.

— Вы знаете обо мне решительно все. Правда, рассказала я вам немного, но ведь и прожила-то я короткую жизнь и со мной ничего не случилось, кроме потери моих близких. О вас же я знаю столько же, сколько знала в первый день знакомства.

— А что вы знали тогда?

— Что вы жили в Мандерли и потеряли свою жену…

Слово «жена» соскользнуло с языка, но тут же я испугалась: нельзя было это говорить, он никогда не простит мне этого, никогда уже не вернутся часы нашей приятной дружбы и болтовни. Возможно, он завтра же уедет, а миссис ван Хоппер встанет с постели и возобновится наш, опостылевший мне образ жизни. Я так углубилась в свои мысли, что не заметила, как автомобиль остановился перед отелем.

Я взглянула в его лицо, оно было совсем чужим. Не было ни друга, ни брата, который еще недавно бранил меня за привычку грызть ногти. Наконец, он повернулся ко мне и заговорил:

— Сегодня вы сказали, что хотели бы сохранить свои воспоминания. Ну, а у меня как раз обратное: я хотел бы забыть прошлое, так будто его никогда и не было. Мне не всегда удается изгнать свои воспоминания, иногда они выскакивают, как джин из запечатанной бутылки. Так было, например, во время нашей самой первой прогулки, когда я привез вас на край пропасти. Вы спросили меня, изменилось ли здесь что-нибудь, и я ответил — нет. На самом деле изменилось что-то во мне. Я был там несколько лет назад с женой. А сейчас вдруг почувствовал, что воспоминания изгладились из памяти и прошлое стало мне безразличным. Изгладились благодаря вашему присутствию. Лишь из-за вас я остался в Монте-Карло, иначе уже давно уехал бы в Италию, Грецию, а может быть, и дальше… К черту ваше пуританство, ваши слова насчет моей доброты и милосердия!.. Я ездил с вами на автомобиле потому, что хотел быть с вами, находиться в вашем обществе. А если вы мне не верите, можете вылезать из автомобиля и идти домой пешком…

Я сжалась на сиденье рядом с ним и не знала, как поступить.

— Ну так что же? Почему вы не вылезаете?

— Я хочу домой… — голос предательски дрожал, я покраснела и могла сейчас заплакать.

Он молча включил мотор. Быстро, слишком быстро мы доехали до отеля. По моим щекам текли слезы, но я не хотела, чтобы он их заметил, не доставала платок и молча глотала их. Он вдруг взял мою руку, поцеловал ее и вложил в нее свой носовой платок.

В романах, описывающих страдания героини, обычно говорят, что «слезы украшали ее». Я взглянула в зеркальце. Со мной случилось как раз наоборот: красные глаза, распухший нос, в своей убогой одежде я выглядела еще хуже, чем обычно.

Меня больше не ожидали никакие радости. Мне предстоял ленч наедине с миссис ван Хоппер, так как сиделка отпросилась у нее на сегодня. После завтрака она заставит меня играть с ней в безик. Я буду задыхаться в душной комнате, а он в это время уедет куда-нибудь к морю и будет наслаждаться свежим ветром и солнцем.

Я чувствовала себя брошенной маленькой девочкой, но, несмотря на свое смущение, высморкалась в его платок и вытерла лицо.

— К черту! — со злостью произнес он, затем неожиданно положил руку на мои плечи и привлек меня к себе. — По возрасту вы годитесь мне в дочери, а я уже отвык обращаться с такими молоденькими.

Правя одной рукой, он все ускорял и ускорял ход машины.

— Можете ли вы забыть все, что я наговорил вам сегодня? В семье меня называли Максимом, может быть, и вы станете называть меня так же? Мы слишком долго обращались друг к другу официально.

Он снял с меня шляпу, забросил ее на заднее сиденье, наконец наклонился ко мне и поцеловал в макушку.

— Обещайте мне, что никогда не будете носить черные шелковые платья, — и он рассмеялся.

И снова солнце засияло для меня, и жизнь заиграла всеми красками, и миссис ван Хоппер была изгнана из моей жизни. Ленч и игра в карты отнимут лишь несколько часов, а затем начнется другая жизнь. И если она спросит, почему я опоздала к игре в безик, я отвечу: «Я забыла о времени, я завтракала с Максимом».

Сегодняшний день сблизил нас больше, чем все предыдущие. Он поцеловал меня, но я вовсе не смутилась. Это произошло так естественно, и мне было приятно, но никакого волнения, непременно сопровождающего поцелуй, судя по романам, не вызвало.

— А что, Макс де Винтер все еще живет в отеле? — спросила миссис ван Хоппер после завтрака.

— Да. Он бывает в ресторане, — ответила я.

Я боялась, что теннисный тренер или еще кто-нибудь рассказал ей о моем время провождении, но она больше ничего не спросила и принялась неудержимо болтать:

— Он очень привлекателен, но труднодоступен. Конечно, он мог бы и пригласить меня в Мандерли, но не сделал этого, был очень сух и сдержан… Я никогда не видела его жену, но, говорят, она была очень красива и элегантна, словом — блестящая женщина. Насколько я знаю, он обожал ее. А погибла она трагически и совершенно неожиданно… Говорят, что, когда она была жива, они устраивали в Мандерли грандиозные приемы… И она называла его Максом, а не Макисом, как остальные родственники — бабушка, тетки. Я тоже должна называть его Максимом. Максом называла его только она, и только она имела на это право.

6

Мы с миссис ван Хоппер вели жизнь на колесах, а я всегда ненавидела деятельность, связанную с переездами, — укладывать чемоданы, запаковывать вещи… Заглянешь в опустевшие шкафы и ящики стола, и становится грустно, будто что-то утеряла навсегда. Частичка нашей души, частичка прожитой жизни остается там, где мы были и куда уже никогда не вернемся. Очередная глава нашей жизни заканчивается, тяжелые вещи запакованы и стоят в коридоре, а мелочь будет уложена в последний момент. Корзина для бумаг заполнена разорванными письмами и записками, везде валяются полупустые пузырьки из-под лекарств и пустые банки из-под кремов.

8