— Если бы только можно было скрыть все это от мистера де Винтера, ничего не говорить ему!
— Охотно согласился бы на это, если бы мог. Но я должен исполнить свои обязанности независимо от моих личных переживаний.
Он оборвал свою речь, так как в комнату вошел Максим.
— Хелло, капитан Сирль. Я не знал, что вы здесь. Что-нибудь случилось?
Я больше не могла выдержать и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Я только мельком взглянула на Максима, однако у меня создалось впечатление, что он утомлен и небрежно одет.
Я постояла в холле, наблюдая за Джаспером, который жадно лакал воду из своей миски. Он подошел ко мне, и я приласкала его. Затем вышла на террасу.
Мысли мои были невеселы: наступил кризис, и я должна выстоять в этом жизненном испытании, или все погибнет уже навсегда. Моя постоянная застенчивость, страхи, комплекс неполноценности — все должно быть побеждено. Если я не сумею преодолеть все это, то у меня не останется никаких шансов на будущее.
Стоя на террасе, я услышала шум отъезжающей машины и поняла, что капитан Сирль уехал. Я пошла в библиотеку. Максим стоял у окна, но не обернулся на звук моих шагов. Я подошла к нему вплотную и встала рядом с ним. Взяла его руку и приложила к своей щеке, но он продолжал молчать.
— Я раскаиваюсь, я так ужасно раскаиваюсь, — сказала я, поцеловав сначала руку, а затем каждый палец отдельно. — Я не могу и не хочу, чтобы ты переносил сове горе в одиночку. Я хочу разделить его с тобой. Я уже больше не ребенок, я стала старше за последние двадцать четыре часа и превратилась во взрослую женщину.
Он обнял меня за плечи и крепко прижал к себе.
— Ты простил меня, совсем простил?
Он, наконец, заговорил:
— Простить? Что я должен был тебе простить?
— Ты думал, что прошлой ночью я сделала это нарочно: сознательно надела белое платье, чтобы огорчить тебя.
— Ах, вот в чем дело! Я и забыл. Я сердился на тебя?
— Да, Максим. Не можем ли мы начать все сначала и вместе встречать все, что пошлет нам жизнь. Я не прошу твоей любви, я знаю, что это невозможно. Но я хочу быть твоим другом, компаньоном, всем, чем ты пожелаешь меня видеть.
Он обхватил мое лицо руками, и я впервые рассматривала его лицо так близко: тонкое, узкое, оно еще больше заострилось и обтянулось, под глазами — темные круги.
— Действительно ли ты меня так сильно любишь?
Я не могла говорить и не могла отвести глаз от его усталого лица.
— Слишком поздно, дорогая, мы уже потеряли наше маленькое счастье.
— Нет, Максим, нет!
— Да, это уже произошло.
— Что именно?
— То, что я всегда предчувствовал. Счастье нам с тобой не суждено.
— Что ты хочешь сказать, Максим? Я не понимаю.
— Ребекка выиграла, — сказал он. — Ее тень все время была между нами, проклятая тень, которая постоянно пыталась нас разлучить. Как я смел втянуть тебя, мою любимую, в свою жизнь, когда я всегда знал, что это случиться. Я помню, как она умирала, сохраняя свою издевательскую улыбку на губах. Она и тогда знала, что в конце концов победит.
— Максим, о чем ты говоришь, объясни мне.
— Ее лодка. Водолаз нашел ее сегодня на морском дне.
— Знаю. Капитан Сирль приезжал, чтобы рассказать об этом. Ты, очевидно, думаешь о трупе, который лежит в каюте?
— Да.
— Это только означает, что она плавала не одна. И нужно будет установить, кто именно находился на лодке вместе с ней.
— Там не было никого, кроме Ребекки. Она была на судне одна. Это ее тело лежит там, в каюте.
— Нет, — сказала я, — нет.
— Тело женщины, которую похоронили в нашем фамильном склепе, — это было тело какой-то неизвестной, которую никто не разыскивал. И вообще, никакого несчастного случая не было. Ребекка вовсе не утонула. Я застрелил ее, отнес в каюту, вывел судно в море и затопил его. А теперь взгляни мне в глаза и повтори, если можешь, что любишь меня.
В библиотеке было очень тихо. Слышно было, как Джаспер зализывает себе лапу.
Когда люди испытывают большое потрясение или физическую травму, они не сразу чувствуют боль и тяжесть утраты.
Я встала на колени рядом с Максимом и прислонилась к нему всем телом. То, что он сказал мне, разбило все мои мысли и представления вдребезги, и я лишь думала о том, как начать собирать осколки.
Вдруг он начал меня целовать и целовал так, как никогда до сих пор.
Я обняла его за шею и закрыла глаза.
— Я так сильно люблю тебя, так сильно, — пробормотал он.
В первый раз говорил он мне слова, которые я так ждала услышать сперва в Монте-Карло, затем во Франции и, наконец, здесь, в Мандерли.
Он все продолжал целовать меня жадно, отчаянно, все повторяя мое имя. Затем неожиданно отодвинулся и сказал:
— Вот видишь, я был прав. Слишком поздно. Ты уже больше меня не любишь. Хорошо. Забудь это. Я больше не буду целовать тебя.
— И вовсе не слишком поздно. Я люблю тебя больше всего на свете. Но только что, когда ты обнимал меня, я была так потрясена, что не способна была реагировать.
— Ты больше не любишь меня, и вот почему ты ничего не чувствуешь. Для тебя это пришло слишком поздно. Я должен был так обращаться с тобой четыре месяца назад. Я должен был сообразить это. Женщины не похожи на мужчин.
— Я бы хотела, чтобы ты снова целовал меня, ну, пожалуйста, Максим.
— Нет, мы не можем потерять друг друга. Мы должны всегда быть вместе, и между нами больше уже не будет мрачных теней прошлого.
— Как мы может остаться вместе теперь, когда это произошло. В лучшем случае нам осталось провести вместе несколько дней, а может быть, всего лишь несколько часов. Я ведь объяснил тебе, что они нашли лодку с телом Ребекки.