Ребекка - Страница 11

Тогда вы считали бы, что все в порядке… Бедняжка! Постарайтесь не придавать этому значения. Наш медовый месяц мы проведем в Венеции и будем плавать в гондоле, держась за руки. Но долго мы там не останемся, потому что я хочу показать вам Мандерли.

Он хочет показать мне Мандерли! Наконец, я осознала, что со мной случилось. Я стану его женой и хозяйкой Мандерли! Рука об руку мы будем гулять по роскошному саду и по лесам поместья.

Он все еще ел апельсин, давая мне время от времени ломтик. А мне представилось, как он обращается к толпе своих знакомых и говорит: «Вы, кажется еще не знакомы с моей женой? Вот миссис де Винтер». А гости восклицают: «Она же просто очаровательная!» Но я делаю вид, что ничего не слышу.

— Ну, в апельсине осталась кислая и несъедобная часть. Я не стану ее есть.

И я почувствовала горечь и кислоту во рту. До сих пор я такое не замечала в апельсинах.

— Кто же из нас сообщит новость миссис ван Хоппер? — спросил он. — Вы или я?

— Лучше скажите вы, — попросила я. — Ведь она обозлится на меня…

Мы встали из-за стола, и я подумала, может быть, он сейчас скажет официанту: «Поздравьте нас. Мадемуазель и я решили пожениться». И все станут поздравлять нас и приветствовать.

Но он ничего не сказал.

Когда мы вышли из ресторана, он спросил тихо:

— Скажите, сорокадвухлетний возраст кажется вам глубокой старостью?

— О нет, я вовсе не люблю молодых мужчин.

— Да ведь вы их вовсе и не знаете…

Мы подошли к комнате миссис ван Хоппер.

— Думаю, что я быстрее справлюсь один, — сказал он. — Согласны ли вы повенчаться со мной немедленно или вам хочется заказать себе приданое и заняться прочей чепухой? Все можно устроить очень быстро: получить брачную лицензию, зарегистрировать брак, сесть в автомобиль и отправиться в Венецию или куда вы захотите… Вас смущает, что это будет не в церкви, без подвенечного платья, без колокольного звона, подружек невесты и хора мальчиков? Не забывайте, что я вдовец и уже однажды пережил все эти церемонии… Ну, так как же?

В какой-то момент я ощутила сожаление, что все это будет не в Англии. Ну, а к чему мне гости и поздравители? Я вовсе не мечтала венчаться в церкви.

Когда он открыл дверь, миссис ван Хоппер встретила нас криком:

— Это вы? Где вы пропадали? Я три раза звонила в контору. Мне ответили, что вы там вовсе и не были!

Мне захотелось смеяться и плакать одновременно, и я почувствовала какую-то тяжесть в области желудка.

— Можете винить во всем меня, — сказал он, входя в ее гостиную и закрывая за собой дверь.

Я услышала только ее изумленный возглас и тотчас ушла в спальню. Села у открытого окна и чувствовала себя, как в больничной приемной — сидишь и ждешь, когда выйдет ассистент и скажет: «Операция прошла благополучно. Вам не о чем больше беспокоиться».

Интересно, конечно, было бы услышать их разговор, но сквозь стены до меня не долетало ни звука. Может быть, он сказал ей: «Я полюбил ее с первого взгляда, и мы встречались каждый день!» А она ему ответила: «О, мистер де Винтер! Это очень романтично и очень внезапно!» А я думала: какое счастье — выйти замуж за любимого человека!

Но о любви своей он ничего не сказал… Мы беседовали за столиком, он пил кофе, ел тосты и апельсин. Он говорил только о женитьбе, а о любви — ни слова. С Ребеккой он говорил, вероятно, не так… Но об этом я не должна думать. Об этом надо навсегда забыть…

Его книжечка стихов лежала у меня на кровати. Она открылась на странице с посвящением: «Максу от Ребекки. 17 мая». Я аккуратно вырезала ножичком эту страницу так, чтобы ничего не было заметно, и разорвала ее на клочки. Но и на клочках можно было увидеть скользящий, стремительный почерк. Я собрала клочки, поднесла к ним спичку и смотрела, как они превращались в пепел. Я начинала новую жизнь, разрушая воспоминания о его прежней любви.

— Все в порядке, — сказал он, входя в спальню. — Она сначала остолбенела от изумления, а теперь начинает приходить в себя. Я схожу в контору и распоряжусь, чтобы ее скорее доставили на вокзал. Она даже заколебалась, не остаться ли ей, чтобы присутствовать на свадьбе. Но я был тверд, как кремень. Теперь идите и поговорит с ней. Он опять ничего не сказал о своей любви и своем счастье, и не пошел со мной в гостиную.

Я пришла, чувствуя себя, как горничная, известившая о своем уходе через подругу. Она стояла у окна с сигаретой в зубах. Маленькая, толстая, в пальто, туго стянутом на пышной груди в маленькой дурацкой шляпке на макушке.

— Итак, я должна вас поздравить с умением работать на два фронта. Какими приемами вы этого добились?

Что ей сказать? Ее улыбка была крайне язвительной.

— Вам очень повезло, что я заболела. Теперь-то я понимаю, как вы проводили время и почему были такой рассеянной и забывчивой… А вам следовало бы все рассказать мне… Он сказал, что собирается через несколько дней жениться на вас… Ваше счастье, что у вас нет родных, а то они задали бы вам кое-какие вопросы… Но все это меня уже не касается. Я умываю руки. Интересно, что подумают о нем его друзья, родные? Но это, в конце концов, его дело. Ну, а вы учли, что он намного старше вас?

— Ему всего сорок два года, а я выгляжу старше своих лет.

Она засмеялась и, глядя на меня инквизиторским взглядом, спросила:

— Скажите мне, как другу: вы не сделали ничего такого, чего не следовало бы делать?

Она стала похожа на мадам Блэз, когда та предлагала мне сто франков.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну ладно, не обращайте внимания… Я всегда говорила, что английские девушки — это темные лошадки, несмотря на их спортивный вид… Итак, я должна ехать в Париж, и вы останетесь здесь и будете ждать, пока ваш возлюбленный не получит лицензию… Должна отметить, что он не пригласил меня на свадьбу.